Григорий Константинович Волконский (...-1634)

Биография

6.63.38. Григорий Константинович Волконский (…-1634). Князь Григорий Константинович, окольничий, посол и воевода, умер в 1634 г.

Григорий Константинович Волконский, (№ 63), полномочный посол, окольничий и воевода, второй сын князя Константина Ро­мановича (№ 39), воеводы, убитого в 1560 г. на осадном бою в Рыльске, и брат воевод, князей: Федора (№ 62), убитого в 1607 г. на осадном бою в Путивле, и Михаила Хромого (№ 64), убитого в 1606 г. при защите Боровска. Имя князя Григория встречается в первый раз в 1598 г. У Спиридова, правда, читается, что в 1591 г. Григорий Константинович встречал посла под Азовом; но тут очевидная ошибка, потому что, по современным источникам, в Азов был послан (и не в 1591 г., а в 1592) не князь Григорий, а князь Андрей Романович (№ 37). Ошибка объясняется, может быть, двояким именованием последнего, о котором сказано у Миллера: «по некоторым известиям, князь Григорий, а где–то пишется Андрей».

Кроме того, Спиридов смешивает Григория Константиновича с Григорием Васильевичем (№ 50), и все относящееся к последнему приписывает первому. (Спиридов драгоценен тем, что писал до 1812 г., то есть, на основании документов, впоследствии уничтоженных московским пожаром; но, с другой стороны, не трудно убедиться в его неточности и в том, что его данными надо пользоваться осторожно, т. е. только в тех случаях, когда они не противоречат известиям других источников).

До дальнейшего разъяснения, стало быть (если, впрочем, таковое возможно), все сказанное Спиридовым о Григории Константиновиче до 1599 г., следует отнести, не к нему, а к Григорию Васильевичу, который в то время уже давно состоял воеводой войск, а биографию Григория Константиновича начать с пребывания его в товарищах воеводы князя Г.П. Ромодановского в «Нове–Беле–Городе», где он пробыл с 4 сентября 1598 г. (Спиб. Сборник. I., Раз. кн., 140, 142.), до конца 1601 г. В следующем году, после неудачного посольства князя О.П. Барятинского, царь Борис назначил Григория Константиновича послом в Крым. Такое порученье, данное человеку, занимавшему до этого лишь не видное место, может показаться странным; дело шло не только о том, чтобы склонить хана на выгодный для России мир; надо было еще добиться сего после ошибок, сделанных Барятинским, который, по словам летописца, «дуростью своею чуть все дело не испортил». Но тут все–таки ничего удивительного нет, во–первых, потому, что на крымские посольства не посылались вообще высшие сановники, а, во–вторых, потому, что Григорий Константинович, по всей вероятности, был хорошо известен Годунову еще с прошлого царствования, когда сестры его, княгиня Козловская и жена Андрея Клешнина, состояли комнатными боярынями при царице Ирине Федоровне.

Как бы то ни было, осенью 1601 г. Григорий Константинович выехал из Москвы по назначению, с окольничим Бутурлиным, посланным для размена послов, и с подьячим Огарковым, который заменил прежде назначенного для сей посылки дьяка Андрея Иванова, о чем князь Григорий получил 28 октября, вместе с наказом, нижеследующую грамоту: «От царя и великого князя Бориса Феодоровича всея Руси князю Григорию Константиновичу Волконскому: велели Андрею Иванову быть к нам в Москве, а с тобою в Крым велели, если идти подьячему Михаилу Огаркову, и как к тебе вся ваша грамота придет и Михайло Огарков приедет, а крымские послы к Борисову городу придут, и кого царь своих ближних людей для размены пришлет, и как окольничий наш и воевода Иван Михайлович Бутурлин да Иван Ушкин, да дьяк Григорий Клобуков о наших делах с царевыми с Казы–Гиреевыми ближними людьми переговорят, и послы разменятся: крымских послов возьмут к себе, а вас отпустят в Крым, – и ты б да подьячий Михайло Огарков шли в Крым, со всею нашею посылкою, и нашим делом промышляли о всем по нашему наказу, каков наш наказ послан к тебе ко князю Григорию да к Андрею Иванову, а розни б меж вас ни в чем не было и наш бы есть наказ и роспись вычли вместе. Писан на Москве лета 301 (7110=1602) октября (28) дня». Наказ и грамота за приписью дьяка Елизара Вылузгина. «А подмоги дано Михаилу (Огаркову) из Большого приходу о (70) рублев да на два года на pi (110) да на pм (111) жалованье из дворца по его окладу сполна, по л (30) рублей на год, а подвод дано ему Михаилу с (5) подвод да проводник на подводе до Борисова города. А о провоженые грамоты по городам посланы из разряду».

В московском архиве имеется еще грамота на имя Григория Константиновича, написанная раньше сего, а именно 4 октября:

«От царя и великого князя Бориса Федоровича всея Pycи, князю Григорию Константиновичу Волконскому да Андрею Иванову. Посланы к вам с Федором Жихоревым на кречеты наряд на двоих... два колокольца золотых. И как к вам вся наша грамота придет, а Федор на Ливны придет, и вы б у него челиги взяли и наряд чистой на два кречета взяли да о том к нам отписали. Писал на Москве лета 3 pi (7110) октября в А (4) д. За Гришею Мелниковым» (Подл. Грам. в Моск. Госуд. Архиве).

Надо думать, что грамота говорит о кречетах, назначенных в подарок хану.

Со стороны хана послан был на встречу русского посла Ахмет–Паша, из семейства Сулешевых, которые не раз «старались» в пользу Poccии, а потом, приняв крещенье, вступили в русское подданство. Когда уполномоченные России и Крыма доехали каждый до своего берега Донца, то навели на него мост, на котором и начали переговоры. После долгих прений, Ахмет принял привезенные Григорием Константиновичем 14 000 руб., и хан согласился прислать со своим послом в Москву клятвенную грамоту. В Москве Ахмет–Паша хотел удостовериться через толмача в том, что книга, на которой государь присягал, действительно Евангелие, ссылаясь на то, что когда хан на коране присягал перед Волконским, то последний, схватив книгу, велел толмачу рассмотреть ее. Несмотря, однако, на приведенный им пример, татарину не дали исполнить его желанье. Окончательный договор с ханом Григорий Константинович заключил в следующем году. Благополучно исполнив возложенное на него порученье, он отправился в обратный путь.

Пока путешествие его приближалось к концу, царь возвращался в столицу из Калязина монастыря, где он с женой и детьми поклонялся мощам святого Макария, только что украшенным им серебряной ракой. Не доезжая Переяславля Владимирского, Годунов встретил едущего с юга князя Григория. Обозы остановились; Григорий Константинович сказал, что «он утвердил мирное постановление», и царь, обрадованный известием, тут же пожаловал его «жалованьем великим», вернул ему вотчину предков на реке Волконь (Соловьев VIII, 38). Где скрещивались 292 года тому назад (Писано в 1894 г.) дороги, по которым ехали государь и князь Григорий, трудно определить; ныне же дорога, ведущая с юго–востока на север, соединяется с дорогой из Калягина в Переяславль у села Загорья. (Село это было вотчиной Милославских и в нем стоит до ныне церковь, где многие из них похоронены. Когда род Милославских пресекся, имение их перешло в род племянников их Отлевых, детей последней из Милославских, и, по странному сопоставлению случая, одна из девиц Отлевых, впоследствии вышла замуж за Нарышкина; таким образом, великий примиритель всех, Ангел смерти, отдал гробницы Милославских на хранение Нарышкиным. В настоящее время село Загорье принадлежит Кириллу Анатольевичу Нарышкину). Что касается Волкопы, возвращенной Годуновым потомству бывших ее владетелей, то после смерти Ивана Григорьевича Волконского, единственного сына князя Григория Константиновича, который не оставил после себя детей, вотчина эта перешла к родному племяннику Григория Константиновича, Льву Михайловичу (№ 106) и к Андрею Михайловичу (№ 147), внуку князя Федора Константиновича (№ 62), старшего брата князя Григория. Дело о наследстве Григория Константиновича помещено целиком в статье о князе Андрее Михайловиче. Некоторые из потомков последнего владели деревнями в Алексинском уезде, по реке Волконе, еще в начале нынешнего столетия. В Мещовском уезде, на реке Мошонке, существует еще село Липецы, куда, но местному преданию, Григорий Константинович иногда приезжал на отдых в редкое, свободное от службы, время.

В 1604 году Григорий Константинович состоял вторым воеводой в Ливнах; в 1605 г. послан был «с большими брянскими войсками» первым воеводой ертаула. В следующем году, 12 мая, встречал польских послов, сопровождавших Марипу Мнишек при торжественном въезде ее в Москву. Поезд их, переехав перекинутый на мостках мост через Москву–реку, выехал на дорогу, по обе стороны которой стояло до 700 человек конницы, и, как только он стал приближаться к городским воротам, Григорий Константинович, дожидавшийся под ними верхом, во главе нескольких десятков дворян, одетых в парчу, выехал из–под ворот и приветствовал послов речью: «Светлейший, непобедимый самодержец и великий государь Дмитрий Иванович, Божьей милостью кесарь и великий князь всея Руси, всех татарских царств и многих других подвластных Московской монархии царь и обладатель, приказал нам встречать вас, спросить о здоровье, отвести на Посольский двор и быть у вас приставом». Сказав это, князь Григорий, будучи по правую сторону послов, провожал их до Посольского двора (Dyaryusz droRy poslow Zigmuntha III do kniaza Moskiewekicgo, roku 1606 г. Мухапов „Сборник Документов". Москва. 1834, стр. 201). Как через родственников своих, так и по собственному положению, князь Григорий не мог не знать о том, что так еще недавно произошло в царском семействе и, стало быть, только притворно признавал Лжедимитрия за сына Грозного; это подтверждается действиями его, в бытность несколько месяце и спустя в Кракове, и во время событий, предшествовавших возвышенно Романовых. Через несколько дней после торжественного въезда послов, а именно в субботу, 27 числа, утром, Григорий Константинович стоял на царском крыльце; самозванец, одетый в чамар, вышел из своей комнаты, и, увидев князя, спросил его, что послы говорили накануне? Дав ответ, князь Григорий ушел с «верху»; в то самое время думные бояре сговорившись, уже сходились на убийство Отрепьева (Ист. Библ. Арх. Ком. I, 421). Если верить одному польскому источнику, Григорий Константинович может быть и не знал о готовившемся событии, по другим же источникам он вернулся к царским покоям с заговорщиками и присутствовал при убийстве; как бы то ни было, достоверно одно, что он в тот же день вечером передавал польским послам о совершившемся со всеми подробностями.

По избрании на царство князя Василия Шуйского, Григорий Константинович был им назначен полномочным послом к королю Сигизмунду для объявления о своем воцарении и с «выговором» о нарушении двадцатилетнего перемирия и за вспомоществование самозванцу (Соловьев VIII, 200.—Голиков „Деяния" XII, 195.—Нам. Диил. Cиош. 11, 943, 1015). Получив 300 рублей на подъем «по бедности» и почетное звание Елатомского наместника (Елатомское наместничество было из числа тех, который существовали только по имени и давались для почета. Григорий Константинович упоминается с этим же титулом в грамоте об избрании в царство М. Ф. Романова), Григорий Константинович выехал из Москвы с дьяком Андреем Ивановым 12 июня. (Повеление о посольстве последовало 11 числа, а в царской грамоте смоленским воеводам, от 13, сказано, что Волконский уже выехал). В листе же смоленского наместника князя Куракина к Оршанскому старосте А.И. Сапеге, от 5 июля, о пропуске Волконского, сказано, что он будет на рубеже 18 числа, имея при себе 50 человек и 60 лошадей. Кроме того с ним отпущено было несколько польских пленных из военных и рабочих людей (Древ. Вивл. XX, 145. — Баптыш-Каменский. Дипломатич. Coбрание дел между Российским и Польским государствами, I, 387. - Голиков, „Деяния" ХIII, 168.— Акт. Ист. Арх. Ком. II, 81).

Путешествие Григория Константиновича длилось четыре месяца. И в дороге, и по городам и посадам чернь преследовала его, угрожая смертью и кидая каменьями. Приехав в Краков, он узнал, что готовится второй самозванец, которого пан Мнишек уже успел объявить своим зятем. Григорию Константиновичу скоро удалось открыть, что этот новый проходимец никто иной, как убийца Феодора Годунова – Молчанов. Относительно же распущенного слуха, будто Борис Годунов подменил новорожденного сына царя Феодора Иоанновича девочкою, князь Григорий говорил, что это выдумка «злоумышленников» ибо при государыне царице Ирине в то время находились «неотступно» сестры его, княгиня Козловская и жена окольничего А.П. Клешнина, «и только бы такое дело сталось, они бы ему в том не утаили» (Карамзин, XII, 19 и прим, 37, 38 и след.—Голиков, «Деяния», XII, 200).

Король Сигизмунд, которому присутствие русского посла было неудобно, ни разу не пригласил князя Григория к обеду, не принял даров, привезенных им, и наконец хотел, чтобы он взял грамоту от него к царю Шуйскому; но Григорий Константинович на это не согласился: «на наши речи вели дать ответное письмо; грамоты нам иметь не пригоже, они бывают с гонцами; я не гонец, а посол». В декабре месяце князь подал польским сенаторам письменное объявление о гибели Отрепьева, «ложно называвшегося царевичем Димитрием» и о явившемся новом самозванце «будто от убиения спасшемся». Выставляя всю лживость слухов, распускаемых «ворами», Григорий Константинович оканчивает речь свою внушением сенаторам: «таким бы ворам не верить и, обличая их, карать смертью, чтобы от таких воров меж великими государями и меж государствами смута не была» (Выписка из посольских книг Г. К. Волконского. Дела Польские № 26; Л. 186, 197, 198, 213, 215, 321, 336. – Собр. Гос. Гр. И Док. II, 322-324).

По возвращении из Польши, в 1607 г., Григорий Константинович воеводствовал в Волхове; в 1608 г. участвовал, будучи вторым воеводой передового полка, в победе над Лисовским у Медвежьего броду. В 1609 г. был первым воеводой у Калужских ворот за Москвой–рекой. Осенью 1610 г., будучи новгородским воеводой, князь Григорий дал знать боярину Ив. Салтыкову о своей готовности целовать крест королевичу Владиславу. Салтыков тотчас же прибыл в Новгород, чтобы привести князя, а за ним и всех жителей, к присяге, после чего поручил ему «со многими ратными людьми и с нарядом идти на немецких людей» под Ладогу. Тут князю Григорию удалось, после двухмесячной сторожевой стоянки, отбросить и разбить неприятеля, о чем боярская дума в конце января 1611 г. известила короля и королевича, сына его, следующей грамотой: «Января в 17 день, писал к нему же к Ивану (Салтыкову), из под Ладоги князь Григорий Волконский, что января в 15 день вечером (на Гостино–Поле, где он в остроге стоял), приходили на него из Ладоги немецкие люди, воевода Яков Делавил с товарищами, безвестно, и хотели своим воровским умыслом над вашими, Государевами, людьми... украдом поиск учинить. И воевода де князь Григорий Волконский и головы… с немецкими людьми бились и Божьей милостью, а и вашим Государским счастьем ваши Государские люди немецких людей побили всех на голову и топтали их на 15 верстах, и немецкого де воеводку Якова Делавила, которой на них приходил с немецкими людьми, и ротмистров, и поручиков, и прапорщиков, и трубачев, и иных людей взяли в плен 64 человека. И января 19, из–под Ладоги, князь Григорий Волконский прислал к нему к Ивану (Салтыкову) тех немецких языков..., а 21 тех полонянников померло в острожке и на дороге от ран» ... и т.д. (Собр. Гос. Гр. и Дог; II, 452-463. «Донесение королю Сигизмунду III».— Ист. Библ. Арх. Ком. I, 695. — Авт. Ист. Арх, Ком. II, 373, 374)

Однако не прошло и двух месяцев, а новгородцы, порешив отстать от королевича, схватили Салтыкова и всех, кто был заодно с ним, и заключили их в тюрьму. Григорий Константинович оставил Новгород должно быть еще до этого, потому что он вскоре затем значится на Москве, где после погрома 19 марта он заперся в Кремле, с паном Гонсевским, князьями: Мстиславским, И.С. Куракиным, Б.М. Лыковым и Г.П. Ромодановским и боярами: Ф.И. Шереметевым и И.Н. Романовыми. И сидели они в Кремл два года, терпя во всем лишения. За все время Ляпуновской осады Шереметев заведовал Казенным двором, имел товарищами Ромодановского и Волконского. Денежная казна до того оскудела, что жалованье жолнерам выдавалось не деньгами, а вещами, которым велась строгая отчетность; так в сохранившихся ведомостях поименовано, какие предметы какой роте выданы, и каждому из них сделана оценка (Барсуков. «Род Шереметьевых» II, 261.—Ист. Библ. Арх. Ком. II, 244).

После одоления врагов и избрания на царство Михаила Федоровича Романова, Григорий Константинович воеводствовал в Кашире, куда в следующем (1614) году послано ему, в августе месяце, приказание отправиться в посольство в Крым, причем ему на смену в Каширу прибыл князь И.М. Долгоруков.

Главным содержанием второго крымского посольства князя Григория, говорит Соловьев, была торговля: крымцы запрашивали, хотели взять как можно больше, мы старались дать как можно меньше, указывая на опустошение государства, что конечно их не трогало. В Ливнах, где происходил размен посланников, Ахмет–паша Сулешев объявил: «если не станет государь присылать ежегодно 10 000 рублей, кроме рухляди, то мне доброго дела совершить нельзя; со мной два дела: доброе и лихое, выбирайте. Hoгайские малые люди безвыходно вас воюют, а если мы со своими силами на вас ею придем, то что будет? Вы ставите 6 000 р. в статус «дорого»; говорите, что взять негде; а я и на одних Лионах вымещу. Хотя возьму 1 000 пленных и за каждого пленника по 50 р., то у меня будет 50 000 р.». Наконец, Ахмет взял 4 000 рублей поминков, подобно тому, как в 1601 г, принял 14 000, и когда Григорий Константинович обещал, что к будущей весне государь пришлет больше, Ахмет дал за хана шерть. Однако, когда Волконский приехал в Крым за шертью, то хан Джанибек–Гярей объявил: «шерти мне теперь дать не за что; поминков ко мне и к калге прислало мало; к ближним людям прислано не ко многим, и то не по многу, а за это ближние люди на нас злобятся, шерти дать не хотят, и нам шерть отговаривают». В конце концов хан все–таки присягнул, но с условием, что если рано весной поминков не пришлют, то шерть уж в шерть не будет. После этого, прибавляет Соловьев, отсылались в Крым ежегодно поминки, как для того, чтобы удерживать крымцев от нападений на наши окраины, так и для того, чтобы побуждать их к нападеньям на Литву.

В 1615 г. князь Григорий возвратился в Москву, где 1 сентября, на Семенов день, пожаловал в окольничие; окольничество сказывал ему разрядный дьяк Марко Повдеев. Декабря 25 того же года Григорий Константинович стоял у сказки в бояре князю Г.П. Ромодановскому (сказывал думный дьяк Сыдавной Васильев). Весь этот год и два следующих князь Григорий провел в Москве. В 1616 г., 7 апреля, он объявлял кизилбашского Абас–Шаха посланника в Золотой палате; 14 числа – английского посла и того же дня был у государева стола в Гранатовой палате; 23 апреля провел в тюрьме, как уже выше было сказано, с родственником своим князем Ф.И. Волконским (№ 57), за то, что 17 числа они оба неуместно били челом на боярина Головина; 28 и 80 числа, Григорий Константинович опять объявлял английского посла; в тот же день был у государя Kасимовский царь Арасланей и князь Григорий «по него» ездил. В сентябре месяце он ходил с государем на богомолье в Сергиев монастырь, с боярами князьями И. В. Голицыным и Д. М. Пожарским. В 1617 г., 20 апреля, в Светлое Христово Воскресенье, Григорий Константинович обедал у государева стола в Золотой палате, с боярами князем Ф.И. Мстиславским и И.А. Хованским. (Соловьев IX, 85-86.-Двор. Раз. I, 142, 145,197, 208, 217, 219, 220, 223, 225, 253, 270.—Врем. М. Об. Ист. и Др. 1849 г., II, Кн. раз., 85; тоже выпуск 1853 г. XVII, Нов. Лет. гл. 168, стр. 180)

В 1618 г., когда королевич Владислав двинулся из Вязьмы на Борисов–город и на Пафнутьев монастырь, государь послал в Можайск князя Д.М. Черкасского, который отрядил для выручки монастыря сродника своего и товарища князя В. Черкасского. Ни тому, ни другому не посчастливилось; первый едва успел запереться в Можайске, потеряв весь обоз, а второй не мог справиться с взбунтовавшимся войском, вследствие чего и был разбит, лишившись одних смолян 600 человек, а из присланных ему Пожарским людей до 150. Узнав об этом, государь приказал последнему вывести из осажденного Можайска бояр и конницу  и по выручки их, всячески стараться о сохранении Пафнутьева монастыря; одновременно, наказом от 31 дня, велено было Григорию Константиновичу поспешить на подмогу Пожарскому. (В отряде Волконского было, между прочим, даточных людей царя Араслана, татар мещерских городов, 134 человека, с царевичем и мурзами). Прибыв на место «сей разумный полководец», пишет Голиков про Григория Константиновича, – «на глазах всей польской apмии, не только вывел из Можайска бояр и конницу, но принудил неприятеля отступить». Затем, укрепив Можайск и Борисов–город, в коих он оставил князя В. Волынского и Б. Лупандина, князь Григорий пошел на выручку Пафнутьевой обители, при защите которой, 12 лет перед этим, погиб младший брат его Михайло Хромой (№ 64). Частные отражения не могли, однако, остановить движение королевича, и, по все более тревожным вестям, воеводы съехались к Москве на созванный государем совет духовенства и светских чинов, для решения, как противостаять неприятелю. На этом соборе князь Григорий подал голос с теми, которые дали обет: «сидеть в осаде безо всякого сомнения и биться до смерти». Это было 9 сентября. Вскоре затем Пожарскому, занемогшему в Серпухове, государь велел ехать в Москву, а Волконскому стать на Коломне, с тем, чтобы удержать гетмана Сагайдачного от переправы через Оку. Ему это не удалось, и он должен был заключиться в город, где в полках его встала рознь между дворянами и казаками. Последние бросили Коломну и стали во Владимирском уезде, в отчине князя Мстиславского, откуда много мест «опустошили». Королевич между тем все шел вперед и, 20 сентября, стал в Тушине, а Сагайдачный появился у Донского монастыря. Тогда Григорий Константинович бросился в Москву, где отстаивал с 562 людьми пехоты и 22 конницы, порученное ему пространство от Тверских ворот до Петровских, и отбросил врагов (Врем. М. Об. Ист. и Др. 1863 г. XVII, Нов. Лет. гл. 163, стр. 181.-Кн. Раз. I, 502, 614, 565. — Голиков «Деяния» XII, 542. — Соловьев IX. 143-144.— Вельям.-Зерн. «Ист.Кас ц.» III, 29). Первого же октября, когда окончательно отбили королевича, Григорий Константинович защищал, в качестве первого воеводы, Никитские ворота. В 1619 г. Григорий Константинович значится на Москве; марта 5 объявлял английского посла Мерика и сказывал ему царские дары; июня 1 стоял у сказки о пожаловании в окольничьи Ф.Л. Бутурлина; 14 числа он выехал с Пожарским в Можайск на встречу преосвященного Филарета Романова, который прибыль 23 числа (Дв. Раз. I, 386, 389, 392. - Собр. Гос. Гр. и Дог. III, 184.—Голиков «Деяния» XII, 645, 651). Ноября 4 князь Григорий обедал у государя с князем Ромодановским и боярином Шеиным; несколько дней спустя он отправился на крымские размены с указанием отпустить в Крым от себя посланником Прокопья Воейкова.

Отсутствие Григория Константиновича было непродолжительно; 6 января 1620 г., на Крещение, он уже был в Москв и обедал у государя в Золотой палате с боярами: князьями Д.Т. Трубецким и Б.М. Лыковым. 18 апреля он также значится у государева стола, после приема кизилбашского посла в Гранатовой палате. – В 1621 г., 29 января, князь Григорий объявлял английского посла; 13 мая, на отпуске его, снова объявлял его, а в тот же день обедал у государя; 8 сентября, на праздник Рождества Богородицы, обедал у стола в Столовой избе с князем Пожарским и боярином Ф.И. Шереметевым. Того же месяца 21 дня, когда государь поехал к Сергию, князь Григорий остался на Москве для дел с боярами, князьями И.М. Воротынским и И.Н. Одоевским, причем в разрядах значится, что от государя писаны им грамоты.

В 1622 г., 6 января, князь Григорий стоял у сказки о пожаловании в окольничьи князя А. В. Сицкого. Февраля 2 он обедал у государя в Столовой избе с Пожарским и Морозовыми также 14 марта, когда у стола был святой патриарх, и 14 и 26 апреля, после чего поехал в Пронск с порученьем устроить осаду (Двор. Раз. I, 432, 434, 468, 474, 487, 491-492, 494, 495, 499, 606, 508.-Кн. Раз. I 852.—Вельям.-Зерн. «Ист. Кас ц.» III, 284-285). В начале сентября Григорий Константинович возвратился в Москву; 8 числа обедал у государя в Столовой избе; 21, когда государь поехал в Сергиев монастырь, остался для дел с Воротынским и Сицким. Декабря 6 стоял у сказки о пожаловании в окольничьи князя Д.И. Долгорукова; 25 числа объявлял Юргенского царевича Авгана, приехавшего служить Великому Государю, и, после объявления, сидел подле него с князем Д.М. Пожарским и с боярином М.Б. Шепным. В этот же день на князя Григория бил челом Перфилий Секирин, коему сказано было, «что он плутует». Князь Григорий значится также на втором приеме царевича Авгана 31 декабря.

В этом (1622) году Григорий Константинович пожертвовал в Успенский Шаровкин монастырь напрестольное Евангелие московской печати 1606 г. При закрытии сего монастыря, в 1776 г., Евангелие это с церковной утварью и ризницей перенесено в Белевскую Жабинскую пустынь, которая находится в Тульской губернии, на правом берегу Оки, в семи верстах от Белева и в таком же расстоянии от границы Лихвинского уезда.

Евангелие поныне существуе  и имеет надпись по листам: «Лета 7130 cию книгу Евангелие положил в дом Пречистой Богородицы в Шаровкив монастырь окольничий князь Григорий Константинович Волконский, по своих родителях, при строителе старце Онисифоре Псковитие» (Памятная книжка Калужской губ. 1378/4 г. Калуга, с. 216). Такая надпись дает повод думать, что отец князя Григория Константин Романович и жена его были похоронены в Шаронской обители. Обитель эта, сооруженная в первой половине XVI века в вотчине князей Воротынских, – ныне село Ильинское, Перемышльского уезда.

В 1623 г., 7 января, Григорий Константинович стоял у сказки о пожаловании окольничьи М.М. Салтыкова; 28 мая числа, при царском походе к Троице, значится оставленными для дел с князьями Шуйским и Сицким. 14 июня Григорий Константинович обедал у государя в Столовой избе с князьями Черкасским и Сицким; также 12 числа, в день тезоименитства государя, и 28, в Новодевичьем монастырь. 8 июня он поехал с поручением на Дон; в сентябре же опять находился на Москве и, 21 числа, при царском походе к Сергию, ведал делами с князьями Трубецким и Сицким.

В 1624 г., 20 января, князь Григорий объявлял турецкого посла; 2 февраля обедал у государя в Столовой избе; 12 мая, когда государь пошел к Сергию, Григорий Константинович остался для дел с князьями Пожарским и Шереметьевым; в разрядах приведен список всех лиц, дневавших и ночевавших в Кремле при каждом из них. В боярской книге того года денежный оклад Григория Константиновича значится из Владимирской чети, с придачами, 300 рублей.

В 1625 г., февраля 25, при встрече кизилбашских послов, «даточные люди» Григория Константиновича находились за Сретенскими воротами. 11 и 23 марта он объявлял послов (Двор. Раз. I, 525, 526, 529, 531, 533, 558, 563, 570, 580, 615, 663, 665, 672). Этой же весной князь Григорий поехал в Мценск, а оттуда в Валуйки «для посольской размены», имея с собою 320 человек провожатых. О поездке его писано, 29 числа, от государя воронежским воеводам И.В. Волынскому да С.В. Усову «Указали если быть на вашей службе на Валуйке с окольничьим нашим со князем Григорием Волконским, для посольских размен, детям боярским воропажцем, и воронежским атаманом, и казаком помесным пятидесяти человек. И как к вам вся наша грамота придет, и вы б детей боярских воронажцов, и атаманов, и казаков поместных, которым в нашей службе ряд дошел, 50 человек выбрали тотчас и сказали им, чтоб они на нашу службу на Валуйку были готовы, лошади кормили и запасы свои отпускали на Валуйку тотчас; а как окольничий наш князь Григорий Волконский на Оскол придет, и вы б детей боярских, и атаманов, и казаков выслали, и списки имен их (ему) отослали»... и пр. (на грамоте помета, что она получена 133 года, апреля 9, и что привезена была воронежским сыном боярским Тр. Михеевым). Приехав в Валуйки, Григорий Константинович писал, что часть людей, провожавших его, разболталась, вследствие чего из Москвы сделано было распоряжение о том, чтобы пополнить их сотнею из лучших ратных людей, стоявших на Валуйке же, а воронежским воеводам послана грамота о наказании сбежавших. Около 10 дня (так, надо думать, по сопоставлению чисел) князь Григорий писал к государю, что 6 числа посылал он на Донец, к Изюм–Кургану, детей боярских, и что 8 июля, как они приехали на Двуручную, от Валуйки в 40 верстах, то увидали, что с Крымской стороны, около речки Песковатой, татар около «10 человек о дву конь, и ждали их приходу на нашу Украину». Об этом тотчас сообщено было воронежским воеводам царской грамотой, прибывшей 28 числа, с приказаньем принять меры в виду возможного татарского набега (Кн. Раз. I, 1063, 1106, 1133. – Воронежские акты. 1851, I, 120, 148). К осени Григорий Константинович вернулся в Москву. На свадьбе царя с княжной Mapией Владимировной Долгоруковой, 14 сентября, он шел перед государем с князьями И.Н. Одоевским и А.В. Сицким; 22 числа обедал у государя в Гранатовой палате, а на другой день, при отъезд в Михаила Федоровича в Сергиев монастырь, остался для дел с Шереметьевым и князем Пожарским; грамоты к ним писаны были и в разрядах значится, что при каждом из них в Кремле дневал и ночевал.

17 октября князь Григорий был у стола; стол был в Передней избе (Древ. Вивл. ХIII, 142.—Двор. Раз. I, 634, 643, 644, 652).

В 1626 г., 5 февраля, на второй свадьбе царя с Евдокией Лукьяновной Стрешневой, когда царь пришел в Золотую палату и послал царевниных дружек сказать царевне идти на место в Гранатовую палату, то впереди шел Григорий Константинович «беречь путь», чтобы никто не переходил, а за ним шел Благовещенский поп, Иван Наседка, и кропил святой водою. Когда же царь с государыней вышли из дворца и пошли до аргамака и до саней, чтобы идти к венчанию в соборную церковь Успения, за санями государыни шел Григорий Константинович, а когда она из саней вышла, то села на ее место. 26 апреля, на время царского похода к Троице, Григорий Константинович остался в Москве для дел с Шереметевым и Сицким. 12 мая, после бывшего пожара, ему поручено было государем ехать в Кремль и Китай–Город для описания больших улиц, переулков и тупиков и измерять их в указную дворовую сажень, означив, сколько у дворов с обеих сторон в прибавку к улицам и переулкам земли отойдет для того, что уберечь от пожаров. На основании плана, представленного Григорием Константиновичем в следующем году, составлен был новый чертеж Москвы, и в Китай–Городе и на Никольском крестце распространены ряды Иконный и Сайдачный, оба на правой руке Никольской, идя от Кремля, и между ними проложены улицы (Собр. Гос. Гр. и Док. III, 281.—Древ. Вивл. XIII, 152,161,162.Двор. Рая. I. 817, 819.—Снегирев «Пам. Моск. Древ».1842—1845 г. прим. стр. 7—8— Хавский «Семисотлетие Москвы» 1847 г. стр. 193, № 532). В июле, 27 числа, когда государь пошел к Троице, князь Григорий опять оставлен для дел с Пожарским и Шереметьевым; августа 1 он обедал с государем в Симоновом монастыре; 18 же числа он выехал из столицы с боярином князем В.М. Дыковым в Можайск, для осмотра нового каменного города, на что наказ и подводы даны им до Можайска и обратно, по указу. В сентябре они вернулись в Москву и 8 числа князь Григорий опять значится у государева стола. Того же месяца 21 дня, при царском поход к Cepгию, Григорий Константинович остался для дел с Шереметьевым и князем Пожарским; то же повторилось 20 октября, когда государь поехал в село Рубцово, для освящения церкви Покрова Пресвятой Богородицы, построенной в память окончательно отбитого королевича от московских стен (1 октября 1619 г.), после чего село Рубцово переименовано в Покровское. Ноября 8 Григорий Константинович обдал у государя; 25 ноября встречал свейского посла. По случаю этой встречи братья Семен и Дмитрий Колтовские били челом на князя Григория, попрекая Волконских в незаконном происхождения, за что оба посажены в тюрьму. 30 ноября и 1 и 3 декабря Григорий Константинович опять встречал свейского посла в сенных дверях.

В 1627 г., 1, 6, 23 января и 2 февраля Григорий Константинович значится у государева стола, 11 числа, на приеме датских послов, он сидел на окольничьем месте (Двор. Раз. § 828.- Ист. Библ. Арх. Ком. IX, 402, 406, 424, 427, 433, 435, 445, 451, 453.-Двор. Раз. I, 854, 857, 861, 862, 866, 870, 871, 873, 878, 880, 902.). Того же месяца 13 числа слушали бояре дело о челобитье Колтовских прошлого ноября: «Того дня Государь Царь и Великий Князь Михайло Феодорович указал быть у себя по приезде Свейского Карлуса Густафа–Адольфа короля послу...; а по посла указал государь ехать и в приставях у посла быть Семену Васильеву сыну Колтовскому да дьяку Ивану Иерепосову. А встречать указал государь... и отец его святой патриарх... князю Григорию Константиновичу Волконскому... И били челом Колтовские на князя Григория Волконского, что ему велено быть на встрече, а ему Семену Колтовскому в приставах, и ему Семену меньше окольничего князя Григория Волконского быть не положено, потому что Волконские бывали наперед сего меньше их родителей». И государь и отец его приказали ему сказать, «чтобы он по посла ехал». Но Колтовский указу не послушался, по посла не поехал и «мотчанье учинил многое»; государь указал: Колтовских за непослушание: Семена, за то что не ехал, а Дмитрия «за жестокое и невежливое» челобитье, «посадить в татиную тюрьму до своего...Указу». И ноября в 27 день, на праздник Знамения Пресвятой Богородицы, «государь и святой патриарх пожаловали Колтовских, велели их выпустить и дать суд; а судить велели боярину М.Б. Шеину да дьяку Михаилу Данилову. И на суде Семен Колтовский подал случай и князь Григорий тоже подал». «И против случаев Семена Колтовского в разряде сыскало: 7045 (1537) г. на Рязани наместник князь Петр Иванович Репнин», да (такие то) «и Колтовский был больше их»; «в 89 г. (1581), ходили воеводы в Литовскую землю, в большом полку третей Андрей Яковлев сын Измайлов, ...в передовом полку третей (воеводой) князь Петр Волконский; а по тому Измайлов больше его. Против же случаев князь Григорий в разряде сыскало: в поход (1568) против Литовского короля .... рында с меньшим садаком князь Андрей Волконский, да Григорий Полев»..., и князь Андрей меньше князя Григория Константиновича двумя местами; одним местом больше сего Полева, который местом больше Ивана Полева, который больше Федора Колтовского. Итак, князь Григорий Константинович больше Федора Колтовского пятью местами. В 90 г., в сторожевом полку другой (воевода) князь Петр; в 92 в Казанском поход вторым воеводой сторожевого полка Артемий Колтовский, и по тем разрядам князь Петр местом больше его; князь же Григорий Константинович сего князя Петра четырьмя местами больше и т. д.

И 19 марта, государь и святой патриарх, слушав эту выписку, указали: Григория Константиновича оправить, а Колтовского обвинить и «быть ему вперед с ним бессловно», и ему и всем Колтовским вперед государю и отцу его на князя Григория Константиновича Болконского не бить челом, «потому по их Великих Государей рассмотрению учинено то их государским указом». «А будет Семен и иные Колтовские начнут о том бить челом... и им за то быть в великом наказанье, безо всякой пощады. А что на суде Семен Колтовский подал роспись Волконских князей, а написал их, что они пошли от князя Юрия Тарусского от непрямой жены, от девки, а того Семен не сказал, где он то на Волконских выписал и сыску о том и ваписки нигде не сказал; а сказал, что слышал от Ляпуновых, как били челом государю Ляпуновы на Волконских (Дело с Ляпуновыми приведено здесь под № 69). А Волконские у Великого Государя в чести давно и по сему место про их родство никто, опроче его не подавал. И государь Царь и Великий Князь и святой патриарх указали...: «Григорию Волконскому на Семене Колтовском за то поправить бесчестье, оклад его князь Григорьев триста рублей. И по сему указу Семену Колтовскому и окольничему князю Григорию Волконскому, сказано и деньги на Семене Колтовском 300 рублей взяты сполна и отданы князю Григорию Волконскому». Сказка же была им 27 марта, на святой неделе во вторник; сказывал боярин Шеин, да разрядный дьяк Михаил Данилов и сказали: «Семен Колтовский! искал ты на окольничем, на князе Григорие Константиновиче Волконском отчества своего, что будто по случаем тебе меньше его быть не вместно; да ты ж их безчестил, называл в..ми. И Государь указал и святой патриарх велел, по вашему судному делу и против ваших случаев, сыскать своими государевыми разрядными книгами и вам сказать, что вам Колтовским с Волконскими можно быть всегда, потому что они вас везде честнее бывали... И Государь и святой патриарх указали, велели тебе сказать, что ты бил челом... не делом..., а что ты называл их в…ми..., за то бесчестье велел на тебе поправить то, что он имеет государево жалованье».

Выслушав прочитанное, Семен Колтовский начал объяснять, что князя Григория Константиновича он незаконным не называл, а сказывал о всех Волконских, что они пошли от …, от Ивашки Юрьевича Толстой–Головы, и в том не запирается и говорит: «вели им про себя сказать: от кого они пошли?». Князь Григорий ответил, что Волконские то же, что Оболенские; на это Колтовский сослался на Государев Родословец, что их роду в нем нет. Григорий Константинович возразила «мы не записаны оттого, что родители наши остались молоды» и, повторив, что Волконские одного роду с Оболенскими, указал обратиться к боярину князю В.М. Лыкову–Оболенскому, но последнего не допросили. Слова князя Григория Константиновича о родстве князей Волконских с князьями Конинскими и Спажскими находят себе подтверждение в известии древнего Родословца, по которому «Спажские и Конинские князья Оболенские, а те Новосильские–Одоевские». Спор о происхождении князей Волконских, по свидетельству царя Михаила Федоровича и патриарха Филарета, ранее 1625 г. никем подымаем не был. В одном рукописном родословце XYII века (Этот родословец хранится в отделении рукописей Имн. Публичной Библиотеки. F. IV, № 174 и 212) мы находим, правда, статью «Род Волконских князей, от кого они пошли», в которой приводится сказание о происхождении Волконских, противоречащее показанию князя Григория Константиновича, но эта статья родословца, совершенно независимо от указаний  на происхождение Волконских, не заслуживает доверия в виду встречающихся в ней несомненных ошибок по отношению к точно установленным фактам. Приводим это место родословца: «Князь Иван Михайлович Тарусский и Черниговский взял себе девку Аганку, проскурницы дочь, а жил с ней много лет без молитвы, и прижил с нею сына Ивашку Толстую Голову. И сведали про то мать его князя Ивана Михайловича и отец его духовный Смоленске митрополит Фотий, и прислали к нему и писали с великим запрещеньем, чтоб он ту девку Аганку оставил. И князь Иван Михайлович, по заповеди отца своего духовного и матери своей прошению, ту девку оставил и помня государству своему, жалуючи ж Ивашку, что прижить без молитвы, дал ему из своих вотчин деревню Сопрыскипу на речке на Волконе. И от того от Ивашки Толстой Головы и по речке Волконе, пошли Волконские князья. А у Ивашки Толстой Головы сын Юрий»... и дальше выведена та именно родословная, которой придерживается в своей книге князь П. Долгоруков (Вопрос о происхождении Волконских вполне выяснен в примечании к странице 7 настоящего труда. – Н. П. Лихачев в исследовании своем «Разрядные дьяки XVI века» (Сиб. 1888), по поводу легенды о происхождении рода Сукиных, говорит, что легенда эта «имеет значение такого же сенсационического пасквиля, как и известные легендыо происхождении князей Волконских и рода ворян Петрово-Соловых» (Лихачев, Ор. Cit, стр. 216) Изд.).

В прочитанном сразу поражают два неточных сведения: 1) отец «Толстой Головы» назван Иваном; между тем этого имени не носил никто из сыновей Михаила Всеволодовича. У него было пять сыновей. Ростиславу который еще при жизни отца оставил свое княжение в Новгороде и, удалившись в Венгрию, женился в 1243 г. на Анне, дочери короля Белы IV и стал баном Мачвы и Бозны; Роман, бывший князем Брянским и после смерти отца князь Черниговским; Симеон, князь Глуховский и Новосильский; Мстислав, князь Карачевский, и Юрий, князь Тарусский; 2) младший сын святой Михаил Всеволодович назван князем не только Тарусским, которым он и был на самом деле, но и Черниговским, которым никогда не был (Отметим еще одну ошибку до учреждения патриархата (в 1589 г.) Русь представляла собой митрополию – «всея Руси» - с местопребыванием митрополита сначала в Киеве, затем во Владимире и, наконец, в Москве. единственный митрополит «всея Руси» (но не «Смоленский»), носивший имя Фотия (умер в 1431), жил слишком сто лет спустя после князя Юрия Михайловича Тарусского, жившего в конце XIII века.) Изд.).

Но возвратимся к Григорию Константиновичу. Кроме приведенного изложения дела, о споре его с Колтовскими сохранилось еще два списка. По одному из них марта 27 дня сказал разрядный дьяк Михайло Данилов у Благовещенья, а у сказки был (и он же судил) боярин М.Б. Шеин: «Семен Колтовский! бил ты челом на князя Григория Волконского в отчестве... и Государь велел сыскивать своими государевыми разрядами, и боярам суда вашего... слушать. И указал (государь) тебе Семену князь Григория быть меньше можно, потому что (Волконские) исстари вас честные. Да ты ж Семен называл их Волконских в..ми, и того нигде не сыскалось. И за то велел Государь на тебе, Семене,  поправить князю Григорию 300 рублей и про то Государь велел Семену сказать: как случится князь Григорий да ему, Семену, быть у государева дела, и Семену вперед со князь Григорием быть можно. А Волконские в суде положили лестницу роду своему, что они пошли от Черниговских и того в Государеве Родословце не сыскано (В древнем «Государевом Родословце» записан лишь род князей Конинских и Спажских, а не князей Волконских. – Смотрите также примечание 2-е на странице 34. Изд.)... и ему то сказано, что они не Черниговских князей. А Колтовские положили роду своему лестницу, что они пошли от Редиги; и которого они Редигу положили... у того было два сына и оба бездетны».

По другому списку «Марта в 30 день сказывал разрядный думный дьяк Федор Лихачев Семену Колтовскому: бил ты челом на князя Григория Волконского... и он на тебя... и суд у вас был. И Государь указал... князя Григория Волконского оправить, а тебя, обвинить.. А что ты называл Волконских не прямых Волконских князей, и за то велел Государь на тебе поправить 300 рублей» (Кн. Раз. I, 1370 – 1376. – Двор. Раз. I, 910-912.).

Пока разбиралось дело, Григорий Константинович обедал 14 марта у государя в Золотой палате; 18 – у святого патриарxa; 21 – на отпуске датских послов сидел на окольничьем месте, а 25– опять обедал у патриарха. 13 июня он поехал с государем к Троице, где 19 числа должен был обедать у государя с князьями И.Н. Одоевским и Д.М. Пожарским, но почему–то никто из них к столу не пошел. На обратном пути в столицу, 25 июня, был стол в селе Тонинском; обедали Черкасские, Головин и Григорий Константинович, который опять значится у стола: июля 12 – в Меньшей палате, 28 – в Новодевичьем монастыре, августа же 15 – у святого патриарха. Октября когда государевы грамоты посланы были в разные города о дворянах и детях боярских, чтобы им приехать в Москву, Григорий Константинович поехал с теми грамотами в Каширу, откуда 20 ноября отправился в Елец, «для крымской размены», ричем велено быть с ним из Ливен детей боярских 100 чел., 50 казаков, да из Ельца детей боярских 300 чел., которым велено провожать его до Оскола; там же быть с ним оскольским полковым детям боярским 150 чел. и провожать его до Валуйки, Тары и Донца. Белгородским же воеводам велено было, как только крымские мурзы придут на Елец, выслать на Валуйки 100 человек детей боярских «для провожения » Григория Константиновича, вместе с оскольскими ратниками, до Донца. Распоряжение послано было с валуйским гонцом, станичником Сафоном Бобыревым, 22 ноября.

С 1628 г. до кончины своей князь Григорий ведал приказы: Челобитный и Казачий. 6 марта того же года, на именины царицы Евдокии Лукьяновны, он обедал у государя в Золотой палате; мая 8, когда государь пошел к Николе на Угрешу, Григорий Константинович оставлен былъ на Москве для дел с князем Д.И. Мезецким; 8 сентября обедал у государя, а 21, как царь пошел к Cepгию, Григорий Константинович остался для дел с Сицким и Шереметьевым; 27 сего же месяца и декабря 25 – был у стола (Двор. Раз. I, 882, 982, 1012; II, 1, 5, 9, 18, 22.— Ист. Библ. Арх. Кон. IX, 526.-Древ. Вивл. XX, 324, 400, 410. —Акт. Ист. Арх. Ком. III, 97, 99,100, 305, 307).

В 1629 г., 14 марта, 5 мая, 9 августа и 8 сентября князь Григорий был у стола, а 24 – в поход государя к Cepгию; по пути был стол на последнем стану, но конец Кислянских Поль, на овраге, а затем в Лавре.

В 1630, 17 февраля, Григорий Константинович значится в списке лиц, которым государь указал быть при себе, для приема шведского посла. 13 марта, он стоял у сказки о пожаловании в окольничие князя С.В. Прозоровского; 25 – объявлял венгерского посла; 28 июля обедал у государя в Новодевичьем монастыре, но столовому шатру, с князем Д.М. Черкасским и С.В. Головиным; у столов стоял князь Сулешев, а вино наряжал князь И.Н. Хованский. 8 сентября князь Григорий опять значится у стола, а 24 – поехал с государем к Ceргию, где на другой день был стол в Трапезной; 27 ноября обедал в Столовой избе; а 25 декабря поехал в Тулу для разбора дворян и детей боярских.

В 1631 г., 28 января, Григорий Константинович выехал в Тулу для исполнения вышеозначенного поручения; 22 июля он был в ответе у датских послов, а 27 поехал с царем Алексеем Михайловичем в Новодевичий монастырь.

В 1632 г., 3 апреля, на Святой неделе, во вторник, Григорий Константинович был у стола в Передней избе. В мае он поехал опять в Валуйки. Сколько времени провел там – неизвестно, но 25 декабря, значится у царского стола.

В 1633 г., 6 января и 2 февраля, был у государева стола; 26 – судил в отчестве князя Елецкого с князем Вуйносовым–Ростовским; 2 марта и 14 апреля, снова был у стола (Кн. Раз. II, 303, 369.—Двор. Раз. II, 44, 66, 83, 91, 93, 129, 142, 151, 158, 167, 169, 171, 179, 187, 224, 227, 267, 275, 308, 311, 315, 320, 326). Затем князь Григорий поехал в Каширу, где 16 июня, когда он выехал обратно в Москву, заменил его князь Юрий Федорович Волконский (№ 104). – 4 июля, когда по крымским вестям собрались, бояре и воеводы, князь Григорий делал острог и копал ров за Москвою – рекою. 15 августа обедал у государя, а 3 сентября объявлял посла королевы Христины (Ист. Вибл. Арх. Ком. IX, 537, 538, 560. — Двор. Раз. II, 338, 340, 345). 20 ноября велено ему быть на Ельце «для Крымской размены».

В 1634 г., 2 февраля, когда узнали в Москве, по вестям, привезенным накануне дворянином Сатиным о «тесноте», постигшей боярина Шеина под Смоленском, государь немедленно отправил Григория Константиновича в Можайск, чтобы посоветоваться там с Черкасским и Прозоровским о том, как бы скорей помочь Шеину. Об этом читается в наказе:

«Лета 7142, февраля во 2 день, Государь Царь и Великий Князь Михайло Федорович всея Руси велел окольничьему князю Григорию Константиновичу Волконскому ехать в Можайск в полки к боярам и воеводам к князю Дмитрию Мамстрюковичу Черкасскому да ко князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому, для того: февраля в 1 день писали ко Государю Царю и Великому Князю Михаилу Федоровичу всея Pycи, из–под Смоленска, боярин и воеводы Михайло Борисович Шеин с товарищами, и прислал к Государю в станице дворян Романа Сатина с товарищей. А в отписке писали и в расспросе боярам станичники сказывали, что под Смоленском боярину и воеводам Михайлу Борисовичу Шенну с товарищами... от польского короля и от польских и от литовских людей утеснение, и в хлебных запасах и в соли оскудение большое; да и им, боярам и воеводам те станичники, Роман Сатин с товарищами, в Можайск про утеснения боярина Михаила Борисовича и про хлебное оскудение сказывали. И Государь Царь и Великий Князь Михайло Федорович всея Руси, говоря с боярами, указал окольничему князю Григорию Константиновичу ехать в Можайск к боярам и воеводам ко князю Дмитрию Мамстрюковичу Черкасскому да ко князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому и с ними советовать, как бы боярину и воеводе Борису Михайловичу Шеину с товарищами и государевым ратным людом под Смоленском от польских и от литовских людей помочь учинить вскоре. И окольничему князю Григорию Константиновичу Волконскому приехав в Можайск молить боярам и воеводам князю Дмитрию Мамстрюковичу Черкасскому да князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому: Государь Царь и Великий Князь Михайло Федорович всея Pyси велел их, бояр и воевод, спросить о здоровье, как их на государеве службе Бог милует; да говорить им, боярам, что указал Государь ему князю Григорию с ними боярами советовать, чтоб боярину и воеводам Михаилу Борисовичу Шеину с товарищами и государевым ратным людям, которые под Смоленском, помочь учинить теми людьми, которые с ними собрались, можно ль им боярам и воеводам идти к Вязьме и к Дорогобужу, и где боярин князь Дмитрий Мамстрюкович велит с собою сходиться: изо Ржевы столнику князю Никите Одоевскому; из Колуги стольнику князю Федору Куракину, Илье Наумову с казаками в Вязьме ль, или идучи до Вязьмы, во втором месте измыслить к себе быть в сход, или Илье Наумову к себе ли велит быть в сход или в Калугу ко князю Федору Куракину? Да что бояре и воеводы князь Дмитрий Мамстрюкович и князь Дмитрий Михайлович о том помыслят и на чем положат, и окольничему князю Григорию Константиновичу с тем ехать к Государю, и у бояр взять роспись, сколько ныне с ними ратных людей, да ту роспись привести к Государю». Но помочь было поздно; 8–го марта узнали, что Шеин, сговорившись с королем Владиславом, пришедшим на выручку осажденным, снял осаду, и, представ перед королем, 19 февраля, со свернутыми знаменама, погашенными фитилями и без барабанного бою, выступил в обратный путь с двенадцатью полковыми пушками, которые были ему оставлены по особому королевскому дозволенно. Когда затем, благодаря потерям поляков под Белой, (где усилия их разбились об упорную защиту князя Федора Федоровича Волконского [№ 96]), и приближенного турецкого войска к польским пределам, король вступил в мирные переговоры, – Григорий Константинович еще раз отправился в Валуйки для размена пленных. Сперва он должен был ехать в Елец, но потом решено было размену быть по прежнему в Валуйках; провожатых велено быть с ним из Москвы до Тулы 50 чел. ратников, оттуда до Новосили 50 стрельцов и казаков, а из Новосили до Ливен 100 человек. Однако князю Григорию не было суждено исполнить последнюю возложенную на него службу; на пути, не дойдя  до Тулы, он скончался (Соловьев, IX, 226-28. – Кн. Раз. II, 627-628. – Ист. Библ. Арх. Ком. IX, 553, 554. – Двор. Раз. II, 367. – Акт. Собр. Арх. Экс. 1836 г. III, № 243, с. 370-371. – «Раз. Кн. Смол. Пох. Б. Шеина» рукопись in f л.л. 179 об. – 180 об. Охран. Вл. Библ. Имп. Эрмит.). – Спиридов. – Миллер).

Неизвестно, по какой причине князь Григорий Константинович назван «Кривым»: по физическому ли недостатку, или по поведению его в «смутное время»; если по последней причине, то название кривого окажется уместным лишь постольку, поскольку оно касается действий его по отношению к самозванцу. Ставить же в вину ему, или кому–либо из его современников, что они целовали крест Владиславу, было бы несправедливо. У Владислава, по верному замечанию Соловьева, был могущественный союзник – «безначалие», союзник, который угрожал разрушением всему государству и пугал всех лучших людей. Для тех, чья кровь и кости веками создали России, не могло быть колебаний при выборе между казаками–разбойниками, Тушинским вором, шайками Андроновых и Болотниковых с одной стороны и королевичем – с другой. И они присягнули последнему, стараясь при этом оградить неприкосновенными – цельность и независимость государства. Когда надежды, возлагавшиеся на Владислава, не оправдались, когда эти «лучшие люди» поняли, что поляки и литовцы хотят обратить Poссию в область, подвластную Речи–Посполитой, тогда они отреклись от королевича, не способного стать царем; мужеством и твердостью своей они завоевали обратно независимость государства и небывалым подвигом самоотвержения обеспечили ее восстановление единственной, под стать Pocсии власти – самодержавной. К этим «лучшим людям» принадлежал и князь Григорий Константинович. С воцареньем Романовых он стал им верным слугою. Что Романовы считали его таковым и ценили службы его, достаточно доказывают слова Филарета Никитича по случаю местнического спора, поднятого против Волконских, а именно, что если б даже притязания (споривших) имели смысл в прошедшем, то они ныне уничтожаются Григорием Константиновичем, которого Волконские записали большим.

У князя Григория был сын Иван, не оставивший потомства, и две дочери: Ирина (умерла в 1673 г.), которая была замужем за князем Василием Ивановичем Хилковы (родился в 1614, умер в 1677 г., в апреле) и N.N., которая была за Василием Бутурлиным; этим двум дочерям перешла выслуженная вотчина князя Григория в Тульском уезде, как видно из следующей грамоты.

«7151 (1643 г.) марта в 15 день, по указу и по грамоте Царя и Великого Князя Алексея Михайловича, и по наказной памяти воеводы Ивана Степановича Колтовского, тульскому пушкарю Авилке Власову велено ехать в Тульский уезд, в Колоденский стан, окольничего князя Григория Константиновича Волконского в выслуженную вотчину, что в прошлом 143 (1635) г. дана сыну его стольнику князю Ивану Волконскому, а нынешнего 151 г. велено отказать зятьям его князь Григорьева и сына его князя Ивана Волконских, князю Василию Хилкову, да Василию Бутурлину, по Государеву уложению, в вотчину ж, на сто на семьдесят четьи, пополам по 85 четьи человеку, в 4 пустоши, в пустоши Самойловой, в пустоши Зубаревой–Зубово тож, в пустоши Гончаровой в жеребью, со всеми угодьями» (Из отказной книги 14,409, № 214 по городу Туле).

По приходным книгам Патриаршего казенного приказа видно, что князь Григорий Константинович владел в Вохонской десятине деревней Манасьевой, что в Вонгинском стану, на речке на Хупавне (См. Ист. Матер, о церквах и селах XVI—XVIII ст., выпуск 6-ой. Вохонская десятина (Моск. уезда). В. и Г. Холмогоровых, Москва 1988 г., стр. 133).


Родственники

Родитель
Братья и сестры
Дети

Генеалогическое древо