Дети с Арбата

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О СЕБЕ

Не могу не написать об обучении в студии театра МГУ (1967-1969 гг.) – так или иначе это связано с влиянием на меня семьи, главное - дедушки. Туда меня приняли сразу, при конкурсе 25 человек на место. Лучшего времени представить трудно, так как в студии занимались очень талантливые ребята – студенты разных факультетов МГУ. Общение с ними, было счастьем! Мы проходили сценическую речь, актерское мастерство, разыгрывали водевили («Фризетт» со студийцем Александром Гаем), делали капустники, пытались быть органичными и свободными в актерских этюдах на задаваемую тему. Например, у кого-то прекрасно получались животные: кенгуру, обезьяна и так дальше. У кого-то - предметы или вещи. У меня в 17 лет – старухи. А этюды, пожалуй, самое сложное искусство в познании профессии актера. Преподаватели были из Щуки. «Свадебный генерал», главный режиссер - Сергей Юткевич. А режиссер-постановщик - нынешний мэтр – Марк Анатольевич Захаров. Потрясающе играла основная труппа нашего театра! Мы часто бегали смотреть спектакль по пьесе Брехта «Карьера Артуро Уи» - именно в постановке М.А.Захарова. Тогда он начинал свою карьеру и параллельно ставил что-то в «Сатире» и в «Моссовета».

Театр МГУ постоянно добивался статуса профессионального. Актерский состав был сильным. Но «политика» делала свое черное дело, в конце концов, довела театр до его развала. Надо бы сказать, что в первозданном виде, театр появился благодаря Ролану Быкову. Театр, как многие другие, был, безусловно, политическим! Сколько до моего поступления было «чисток»!! «Чистили» и профессорский состав МГУ (многие «вольнодумцы» играли в этом театре), «подчищали» и сам театр. Слишком громко он заявлял о своей гражданской позиции! Государство боялось иметь такого яркого и свободного соперника!

Но шел 1967 год, мы были студийцами. Однажды к нам в студию пришла девочка, которая заразила всех своим умением делать пантомиму. К сожалению, не помню ее имени. Но это был - высший класс! Тогда пантомима была в моде! Достаточно вспомнить Марселя Марсо на эстраде, Енгибарова на арене цирка и все станет понятным! Как же это было интересно! Сколько в движении может быть смысла! Позже в студии МГУ у нас появился прекрасный режиссер - Феликс Берман. Хорош он был тем, что все показывал сам. Нам оставалось лишь скопировать его действия. Мы еще были необразованными детьми в актерской профессии. С ним - было легко, смешно и интересно! Он, почему-то в студенческом театре! решил поставить «На дне» М. Горького. Причем, с этим спектаклем мы должны были поехать во Францию, на фестиваль студенческих театров в Нанси!? Поэтому эта идея с постановкой Горького казалась многим провальной. Так, в результате, и вышло. А для студийцев был целый год «юмора и сатиры». И вот «На дне». Тогда все режиссеры вводили в спектакли «народ», нечто вроде «хора», толпы, которая бурно реагировала на реплики основных действующих лиц, которых режиссер располагал на авансцене. Нас нарядили в холщевое тряпье. На сцене из необструганного дерева поставили амфитеатром полки, на которых мы – «народ», «толпа» - расположились и дико орали, как-то по-животному. Ночлежка все-таки! Ночью репетиция с 20-минутным перерывом. Я садилась за рояль в качестве «тапера», и все мы пели популярную веселенькую песенку из репертуара Эдиты Пьехи: «В нашем доме поселился замечательный сосед….». Утром я выходила из помещения студенческого театра, чтобы попасть на занятия в политехникум. И так каждый день. Ни тени усталости! Только бодрое и веселое настроение!

Попадая домой, на Арбат, между учебой в техникуме и репетициями в студенческом театре, я в лицах рассказывала всякие смешные истории. А их было великое множество. Домашние хохотали, а дедуля – громче всех. Он так был горд за меня! В лице дедушки, я нашла соратника и помощника! Влияние его было велико. Он всем сердцем поддерживал мои театрально-музыкальные увлечения! Ненавязчиво «подкидывал» театральную литературу: о Михаиле Чехове, о замечательном артисте Оленине и т.д.

Однажды репетицию «На дне» со сцены перенесли в класс, на первый этаж. Кто знает угловое здание на Моховой перед Манежной площадью, где раньше был студенческий театр МГУ и театр М.Г.Розовского «Наш дом», а ныне восстановленная церковь Святой Татианы, помнит, какие огромные окна на первом этаже.

Была весна. «Хор» студентов театральной студии МГУ в холщевых тряпках разместился на стульях, стоя на коленях. Причем Феликс Берман придумал «примочку» - все принесли с собой спички, спрятали в руках под тряпьем, и началась репетиция сцены, в которой одна из героинь пьесы Горького – Анна - умирает. Ее муж – Клещ (по пьесе) сидит рядом. Наша задача заключалась в следующем: незаметно чиркать спичкой о коробок. Спичка загоралась. По замыслу режиссера, таким образом, она превращалась в свечу. «Толпа» начинала раскачиваться из стороны в сторону, громко причитая: «Анна умирает! А-А! Анна умирает!» и так далее. Режиссер требовал накала страстей! И вдруг, в огромном форточном пространстве, напомню – окна огромные, в помещении душно, форточки все отворены – появляется физиономия пьяненького мужичка, у которого по мере возрастания страстей в репетиционной комнате, глаза начали буквально вылезать из орбит. Мы еле сдерживали смех. Мужичок отвернулся и громко крикнул в сторону: «Васька!!! Секта!!». Через некоторое время мы увидели еще одну, не менее удивленную физиономию! Тут мы не выдержали и «грохнули» до слез, до коликов в животе! Вообще с Берманом скучать было невозможно! Он так увлекался, как мальчишка – восторженный и наивный! Когда работа над пьесой Горького была завершена, состоялась «генеральная репетиция на зрителе». В зале были одни знаменитости: молодые Р.Быков, И.Савина, А.Демидова, Э.Радзинский (ярко-рыжий и конопатый), его молоденькая красавица жена, актриса, красавица Татьяна Доронина и другие. Из четырех действий Феликс Берман сделал два. В перерыве он прибежал к нам, студийцам, и радостно объявил, что некие режиссеры в восторге! Говорят, что когда смотрят наш спектакль, то им кажется, что это Шекспир на английском языке!! Причем, Феликс был счастлив, искренне принимая все это за чистую монету! Мы же отчетливо понимали, что над ним просто зло подшучивают!

А что было перед «капустником» в честь 15-летия театра!? К этому веселому весеннему мероприятию готовились отдельно: труппа театра и, конечно же, мы - студийцы. Я об этом рассказала дедушке, и он предложил мне сделать интермедию: будто бы из Франции, уже после фестиваля в Нанси и после просмотра спектакля по пьесе М.Горького «На дне», к нам, в Москву, приезжает известная театральная «критикесса» - модам де Воляпюк. Ее роль исполнила я. Критикесса спускается по трапу самолета. Репортер подбегает к ней и начинает задавать свои вопросы: какое впечатление произвело выступление студенческого театра МГУ ??? Она, на ломаном русском языке, выражает свои восторги: «О, этот спектакль о дне советского студента!? Потрясающе!! Студент сидит на полка, пью русский водка, кричит, ругается, дерется и танцует модный танец шейк!». Мы, то есть «хор» оборванцев, в кульминационный момент спектакля, по велению Ф.Бермана, действительно, начинали некий «танец» разъяренной, усталой толпы. Критикесса решила, что студенческий театр привез на международный смотр современный спектакль об одном дне советского студента.

Вот так дедушка помог сделать для меня очень смешную интермедию, запросто, слету, изменив смысл самого названия «На дне» - «О дне…! Но и это еще не всё. Позже я совершенно случайно набрела на слово воляпюк. Я-то думала, что мой предок назвал героиню интермедии просто по аналогии с французским оттенком имени? Ничуть ни бывало! Все он предусмотрел! И имя тоже! В словаре иностранных слов - воляпюк – означает набор непонятных слов, пустых, бессодержательных фраз! (Вспомните «Мадам Бовари» Флобера). Интермедия имела такой успех!! Все хохотали до слез, но громче всех – наш любимый Феликс Берман. Спустя месяц меня взяли в труппу театра МГУ на характерную роль Марии в спектакль по пьесе Шекспира «Двенадцатая ночь», который ставил уже другой режиссер - Евгений Родомысленский - сын ректора «Щепки». Началась читка пьесы Шекспира по ролям. Для меня это было настоящей мукой: я была совсем неопытным человеком в актерской профессии. А холодный и индиффирентный Е.Родомысленский сильно отличался от эмоционального Ф.Бермана. Новый режиссер сидел, развалясь в кресле, и ничего нам не предлагал. Рисуй образ, как хочешь!

Осенью, придя в студию МГУ, после того, как в летние каникулы решила заработать, так сказать, семье на хлеб, я вдруг увидела изнанку жизни: половина студиек «обрюхатило», причем не без помощи актеров труппы театра. Это меня потрясло! Значит театр - не храм?! И покинула без сожаления его навсегда! И не потому, что была «монашенкой». Вовсе нет! Я родилась кокетливой, у меня было много ухажеров, я влюблялась, разочаровывалась, вновь влюблялась. Но тогда свое увлечение театром абсолютно не связывала с попытками устроить личную жизнь. Мне кажется, максимализмом болею до сих пор. Ругали меня все: и дедушка, и режиссер. И те, кто меня просто знал. А когда прошло много лет, я стала работать на Всесоюзном радио в литдрам-вещании, там я со многими встретилась. В частности, и со своим любимым режиссером - Феликсом Берманом. К сожалению, его больше нет, он ушел из жизни навсегда...

МАМА

А теперь о маме (в 2008 году - 30 лет, как ее не стало). Такая трудная судьба! Иногда, для нас, она становилась непривычно строгой, потому что страшно уставала. Но была всегда почитаема и бесконечно любима! Мамуля – радость и боль!

Мама всю жизнь, а жизнь была короткой (она ушла, когда ей было всего лишь 53 года, в том же году, что и отец), после войны проработала в военно-строительной газете «На стройке» ревизионным корректором. Ревизионным корректором становились немногие – высший пилотаж! За пропущенную ошибку (орфографическую, пунктуационную, а главное смысловую, точнее политическую), тогда можно было попасть в «места не столь отдаленные». Напряжение ужасное - у мамы было плохое зрение, минус шесть, головные боли.

Спасением для нее были прекрасные люди, работавшие с ней рядом: тетя Люся Мазур, ее муж – дядя Сеня; для нас - их дети - Володя и Сережа. К сожалению, не помню имя мамы тети Люси, которая к нашему приезду специально закатывала такие вкуснющие столы - объедение! Она была супер-хозяйкой! Эти замечательные люди кормили нас, вместе часто мы ездили отдыхать в Подмосковье! Сколько искреннего добра, помощи получили мы от тех людей, евреев по национальности, которые составляли, можно сказать, костяк малюсенькой редакции газеты «На стройке».

Дядя Саша Милявский - замечательный человек и блестящий журналист, который, если не ошибаюсь, прошел по тем же трудным фронтовым дорогам, что и дедушка, работал в той же газетенке, обожал нашу семью: маму, Ларису, меня. Именно этот состав редакции помог маме в 1963 году получить долгожданную отдельную квартиру в 24 кв. метра в Свиблово. Мы пищали тогда от радости! Тетя Люся Мазур решила взять на себя также неприятную миссию развода и только с моих 13 лет мы, с перебоями, стали получать от отца алименты. Мама избегала всей этой грязи! Не хотела даже связываться. Сама была основным кормильцем нашей семьи, особенно когда бабушка и дедушка уже были в пожилом возрасте. Но дедуля все же работал до 75 лет.

К сожалению, война и раннее замужество не дали маме завершить институт иностранных языков имени Мориса Тореза. А она была способна к языкам, так как была музыкальна. От нее мы со старшей сестрой и унаследовали абсолютный слух.

Она все время где-то училась. Курсы, курсы…

У мамы был изысканный вкус, она скромно и, в то же время, очень красиво одевалась - многие вещи шила знакомая в ателье на «Смоленке». На дом приходила парикмахерша. В послевоенное время многие хотели наверстать упущенное, и мама старалась следить за своим внешним видом.

Стелла Васильевна Ходакова или, как дома назвали ее за особую красоту, Феба, была необыкновенно хороша собой. Покоряли всех ее большущие зеленые глаза! Она была настоящей европейской женщиной. Сказались французские корни прабабушки Филисите Ге и послевоенная жизнь в Берлине, а затем в Австрии.

Наша мамуля в г. Вена, Австрия. 1946-1950?? гг.

Мы в московском зоопарке. Тогда было модным фотографироваться верхом на пони. Мне года два, Ларисе – пять

О детях и семье родителей мамуля постоянно заботилась. Работала, не покладая рук. Веселая и жизнерадостная, не смотря ни на что, она для нас, своих детей, была настоящей подружкой.

Где мы только с ней ни бывали!? На концертах, лучших елках, выставках, музеях, на спектаклях. В Третьяковке, в Пушкинском музее изобразительных искусств, Оружейной, Грановитой палатах…

Детский театр – был, можно сказать, нашим вторым домом. Одно из ярких впечатлений детства - спектакль по Метерлинку «Синяя птица» во МХАТе с чудным Яншиным! А гастроли театра Акимова из Питера, когда еще был жив сам Акимов! Чудо какое-то! В Большом театре переслушали все оперы с лучшими исполнителями и пересмотрели все балеты! Видели в «Жизели» Уланову! Театр имени Вахтангова на Арбате – был тоже нашим любимым и, конечно, родным! В нем мы просто пропадали!

1957 год. Международный фестиваль молодежи и студентов - для нас, детей, не прошел незамеченным! И первая американская выставка на ВДНХ, настоящая «Кока-Кола» в разлив – тоже! Опять же мамуля!

Благодаря маме я в 4 года поступила в подготовительный класс Гнесинки, на вступительных экзаменах - пела «Колыбельную» Моцарта. Этот классический номер был выучен именно с ней! Лариса уже училась в музыкальной школе, да еще и занималась в хоре Локтева. Хореография и мои занятия фигурными коньками – тоже мама! Поразительно, как она все успевала?! Она вырабатывала в нас верную осанку - как держать пряменько спинку, живот не распускать - мышцы подтягивать. Как сохранить молодость лица, стараться не морщить лоб. Поэтому мы еще - «ничего»! Господи, какое же это счастье – мама! Именно она нам с сестрой дала образование, привила любовь к искусству!

Николай Васильевич Наумов – папа На дорогах войны мамуля познакомилась с будущим нашим отцом - Наумовым Николаем Васильевичем (1920 г.р., Псковская область).

Я уже писала, что наш дедушка - Василий Яковлевич Ходаков, взял на фронт дочь, когда она достигла 17-летнего возраста. Стелла Васильевна - так ее звали, стала работать во фронтовой дивизионной газете «За честь Родины» 1-го Украинского фронта и Центральной группы войск. Мама начала осваивать непростую профессию газетчика. Дедушка собственно и познакомил Наумова с мамой. Мама влюбилась в отца без памяти!

Папу нельзя было назвать красавцем, но все женщины «падали и в штабеля укладывались» при виде его черных, выразительных, будто маслины глаз, поражаясь темпераментом, умом и талантом этого человека….
Между Василием Яковлевичем Ходаковым и Николаем Васильевичем Наумовым, несмотря на большую разницу в возрасте, завязалась фронтовая дружба. Вместе – дедушка, мама и отец - дошли до Берлина!

Стелла Васильевна Наумова (в девичестве – Ходакова) после войны несколько лет вместе с нашим папой жила в Австрии. Сестра Лариса родилась в 1947 году в Москве, в известной клинике Грауэрмана. Я родилась в 1950-ом, в Вене. Когда же мне исполнилось 6 месяцев, отец ушел к другой. Как же мне хотелось даже в «сопливом» детстве, чтобы мама нашла счастье в личной жизни!

Мамуля любила только отца. Его измена для нее была трагедией, незаживающей раной. Подозреваю, что это стало причиной ее ранней смерти. Напомню, мама покинула сей мир в тот же тяжелый год, через семь месяцев после смерти отца и через три месяца после ухода дедули.

Знаю, когда я была еще малюткой, мама решилась на отчаянный поступок. Она поехала в Подмосковье вместе с нами, в Перловку, чтобы как-то попытаться растопить сердце себялюбца. Там и проживала некто Ольга (на 15 лет старше отца – новая его любовь)! Я помню лишь крыльцо дома, куда мы взобрались, чтобы постучаться в двери. Они открылись, сначала показалась эта женщина, потом - отец. Женщина визгливо закричала, обращаясь к отцу: «Или «Я» или «Она!!!». «Только ты», - произнес он.

Мы шли по дороге от этого страшного дома. Мама еле сдерживала рыдания.

Затея, конечно же, была напрасной, но что не сделаешь в такой ситуации!? К сожалению, люди - плохие советчики в подобных ситуациях и всегда склонны к осуждению!

Признаюсь, что я маму любила отчаянно. Могла глотку за нее перегрызть, даже маленьким ребенком!

Оторвавшись, побежала назад. У меня в руке была детская лопатка. А на крыльце - орущая тетка и отец. Я подбежала и ударила отца по руке этой лопаткой, хоть так-то отомстить за боль и унижение, которую он нанес любимой маме! /Об этом, спустя годы, поведала мне Н..Н..Шулепова - последняя любовь Николая Васильевича Наумова, ссылаясь на рассказы папы. Мы потом встречались с ней несколько лет у могилы отца на Новодевичьем кладбище. Думаю, врать ей не за чем было/.

С тех пор отец, и без того, не питая к младшей дочери привязанности, меня невзлюбил еще более. С Ларой он как-то еще общался, один раз даже съездил на юг. А я - для него не существовала, хотя была на него похожа, «как две капли воды».

Он не поверил, что в 1976 году я самостоятельно поступила на факультет журналистики МГУ. А надо сказать, что в нашей семье подрастающее поколение по карьерной лестнице «по блату» никогда не продвигалось. Всего мы достигали со старшей сестрой самостоятельно.

О нашем сходстве с отцом хочу рассказать историю. Мне было лет 20-ть. С друзьями я оказалась в известном не только в Москве, но и во всем мире Пивном баре, в подвале Дома Журналистов, на стенах которого были начертаны карикатуры и автографы «звезд», когда-либо посещавших это место.

Наша компания о чем-то живо беседовала. А сидевший напротив нас, как мне тогда показалось пожилой человек, внимательно за мной наблюдал. Через некоторое время он вежливо ко мне обратился: «Скажите, Вы какое-нибудь отношение имеете к Николаю Васильевичу Наумову?». «Как! Я его дочь!? - ответила я. «Вы и он - одно лицо! А я его старый друг - Юрий Волков», - корректно представился незнакомец.

Когда мамочке в 1963 году дали отдельную квартиру в «хрущебе», первым делом она пригласила папу. Мне показалось, он долго не решался, а потом, прихватив друга по газете «Лесная промышленность» - Олейникова - приехал на Амундсена. Мама, еще не потерявшая молодости и красоты, видимо, надеялась на возвращение «блудного сына». Однако, дважды побывав в новой квартире, побалагурив со своим другом за обильно накрытым столом, отец, видимо, принял решение - «мосты сожжены». Вскоре отец якобы по своей инициативе (конечно же, по мамочкиной) пригласил нас прогуляться по ВДНХ (мне было 15 лет). Когда мы встретились, он повел нас в ресторан «Колос». Оценив меня взглядом старого «волокиты», цинично произнес: «А ты ничего».

«Пятигорская укротительница», 1966-1967 гг.

«Пятигорская укротительница», 1966-1967 гг. - так подписала мама эту фотографию

Мама никогда о папе не говорила плохо. Никогда! В семье эта тема не обсуждалась, что было мудро со стороны взрослых. Так или иначе, мы поняли все сами. Долго не могла я простить отцу предательства, но, когда мне стало пятьдесят, смирилась. Ведь жизнь сложна, непредсказуема и переменчива!? И в этом ее прелесть!

Когда мама поняла, что все попытки вернуть мужа тщетны, вышла замуж во второй раз - за Григория Евграфовича Куделю, который, будучи моложе, полюбил ее всем сердцем и очень старался сделать маму счастливой. В 1968 году, 23 апреля, в день рождения дедушки – Василия Яковлевича Ходакова, родилась масенькая Анюта – отрада души нашей! Она похожа внешне на маму. Я иногда смотрю на нее, и на сердце становится теплее!

В ансамбле «Мзиури» в Свиблово

Нынешняя Анна Шишкина (Куделя)

вместе с Антошей (1994 г.р.)

А эту фотографию я попросила сделать Анюту специально для своих заметок, когда встретила сестру в апреле 2009 года с уже подросшим ее сыном Антоном, нашим племянником. Сходство с фотографией, помещенной на 9-й страницы моего сочинения, удивительное.

Поразительно похожи дочь Аня и особенно внук Антон на Стеллу

Поразительно похожи дочь Аня и особенно внук Антон на Стеллу Васильевну Ходакову (маму и бабушку)!? На черно-белой фотографии (на 9-й стр.) маме почти столько же лет, сколько Антоше сегодня, и у него такие же необыкновенные зеленые глаза!?

Где-то в 1976 году папа позвонил Ларисе и попросил помощи. У него были страшные ночные приступы астмы. Лара отказала. Тогда отец решил позвонить маме и попросил, чтобы младшая дочь помогла. Я была уже замужем. У меня был маленький ребенок. Мамуля сказала: «Ты, Наташа, обязательно должно поехать к папе, помочь ему, если ему плохо». Я «отпросилась» в своей семье и пробыла у него на Ленинском проспекте несколько месяцев. Привела его холостяцкую квартиру в порядок, а ночами - спасала от приступов астмы, постоянно вызывая неотложки или стараясь успокоить его. Ему было страшно одному, и я это понимала. Потом его устроили в больницу. Лечился он и на Украине, и на Урале в соляных пещерах. А в апреле 1978 года его не стало.

Мне тяжело вспоминать 1978 год. Я пережила его трагические события лишь потому, что сама была мамой, и мне было 28 лет. Для Ларисы - это были свои, тоже непростые переживания. Когда умер отец, мама рассказала, что, поженившись, они решили дать клятву друг другу, если с кем-то из них что-то случится, вместе уйдут из жизни! Так и вышло. В сентябре того же 1978 года не стало опоры и радости нашей семьи – дедушки - Василия Яковлевича Ходакова. Он умер у меня на руках в 60-й больнице «старых большевиков». А в декабре не стало милой мамочки. Этот год был тяжелейшим испытанием для меня. Поэтому-то я и уехала в 1979 году в Казахстан на четыре с половиной года, памятуя слова дедули, что «настоящим журналистом ты станешь, работая на периферии». Спасибо тебе. Ты, дорогой мой, мне тогда помог обрести силы! Я не забуду тебя никогда! Об отце писать пока не могу. Поэтому попросила сделать это старшую сестру – Ларису, так как она ближе к Наумовым. Передала архив папы, который мне, как журналисту, вручили в газете «Советская торговля» после его смерти. Этому печатному изданию, «Советская торговля», он отдал большую часть своей жизни. Хотя одно время работал в АПН, заведующим отделом по скандинавским странам. Осуществил свою мечту - путешествие «Из варяг - в греки», опубликовал свой репортаж в дайджесте АПН «Спутник». Писал чудные стихи, есть повести, пьесы.

Конечно, отец, был ярким и талантливым человеком, но себялюбцем и эгоистом. Матушку свою – Александру Григорьевну Новиковскую, учительницу начальных классов в Сестрорецке, награжденную в сталинское время орденом Ленина за учительский труд, в старости не навещал. Вместе с родным братом Владимиром (его семья жила в Ленинграде) они определили ее в дом престарелых. Там она и скончалась. Мы хоронили ее зимой. Мне было 15-ть.

Страница 4 из 7

Кикины

Дети с Арбата