НЕСКОЛЬКО СЛОВ О СЕБЕ
Не могу не написать об обучении в студии театра МГУ (1967-1969 гг.) – так или иначе это связано с влиянием на меня семьи, главное - дедушки. Туда меня приняли сразу, при конкурсе 25 человек на место. Лучшего времени представить трудно, так как в студии занимались очень талантливые ребята – студенты разных факультетов МГУ. Общение с ними, было счастьем! Мы проходили сценическую речь, актерское мастерство, разыгрывали водевили («Фризетт» со студийцем Александром Гаем), делали капустники, пытались быть органичными и свободными в актерских этюдах на задаваемую тему. Например, у кого-то прекрасно получались животные: кенгуру, обезьяна и так дальше. У кого-то - предметы или вещи. У меня в 17 лет – старухи. А этюды, пожалуй, самое сложное искусство в познании профессии актера. Преподаватели были из Щуки. «Свадебный генерал», главный режиссер - Сергей Юткевич. А режиссер-постановщик - нынешний мэтр – Марк Анатольевич Захаров. Потрясающе играла основная труппа нашего театра! Мы часто бегали смотреть спектакль по пьесе Брехта «Карьера Артуро Уи» - именно в постановке М.А.Захарова. Тогда он начинал свою карьеру и параллельно ставил что-то в «Сатире» и в «Моссовета».
Театр МГУ постоянно добивался статуса профессионального. Актерский состав был сильным. Но «политика» делала свое черное дело, в конце концов, довела театр до его развала. Надо бы сказать, что в первозданном виде, театр появился благодаря Ролану Быкову. Театр, как многие другие, был, безусловно, политическим! Сколько до моего поступления было «чисток»!! «Чистили» и профессорский состав МГУ (многие «вольнодумцы» играли в этом театре), «подчищали» и сам театр. Слишком громко он заявлял о своей гражданской позиции! Государство боялось иметь такого яркого и свободного соперника!
Но шел 1967 год, мы были студийцами. Однажды к нам в студию пришла девочка, которая заразила всех своим умением делать пантомиму. К сожалению, не помню ее имени. Но это был - высший класс! Тогда пантомима была в моде! Достаточно вспомнить Марселя Марсо на эстраде, Енгибарова на арене цирка и все станет понятным! Как же это было интересно! Сколько в движении может быть смысла! Позже в студии МГУ у нас появился прекрасный режиссер - Феликс Берман. Хорош он был тем, что все показывал сам. Нам оставалось лишь скопировать его действия. Мы еще были необразованными детьми в актерской профессии. С ним - было легко, смешно и интересно! Он, почему-то в студенческом театре! решил поставить «На дне» М. Горького. Причем, с этим спектаклем мы должны были поехать во Францию, на фестиваль студенческих театров в Нанси!? Поэтому эта идея с постановкой Горького казалась многим провальной. Так, в результате, и вышло. А для студийцев был целый год «юмора и сатиры». И вот «На дне». Тогда все режиссеры вводили в спектакли «народ», нечто вроде «хора», толпы, которая бурно реагировала на реплики основных действующих лиц, которых режиссер располагал на авансцене. Нас нарядили в холщевое тряпье. На сцене из необструганного дерева поставили амфитеатром полки, на которых мы – «народ», «толпа» - расположились и дико орали, как-то по-животному. Ночлежка все-таки! Ночью репетиция с 20-минутным перерывом. Я садилась за рояль в качестве «тапера», и все мы пели популярную веселенькую песенку из репертуара Эдиты Пьехи: «В нашем доме поселился замечательный сосед….». Утром я выходила из помещения студенческого театра, чтобы попасть на занятия в политехникум. И так каждый день. Ни тени усталости! Только бодрое и веселое настроение!
Попадая домой, на Арбат, между учебой в техникуме и репетициями в студенческом театре, я в лицах рассказывала всякие смешные истории. А их было великое множество. Домашние хохотали, а дедуля – громче всех. Он так был горд за меня! В лице дедушки, я нашла соратника и помощника! Влияние его было велико. Он всем сердцем поддерживал мои театрально-музыкальные увлечения! Ненавязчиво «подкидывал» театральную литературу: о Михаиле Чехове, о замечательном артисте Оленине и т.д.
Однажды репетицию «На дне» со сцены перенесли в класс, на первый этаж. Кто знает угловое здание на Моховой перед Манежной площадью, где раньше был студенческий театр МГУ и театр М.Г.Розовского «Наш дом», а ныне восстановленная церковь Святой Татианы, помнит, какие огромные окна на первом этаже.
Была весна. «Хор» студентов театральной студии МГУ в холщевых тряпках разместился на стульях, стоя на коленях. Причем Феликс Берман придумал «примочку» - все принесли с собой спички, спрятали в руках под тряпьем, и началась репетиция сцены, в которой одна из героинь пьесы Горького – Анна - умирает. Ее муж – Клещ (по пьесе) сидит рядом. Наша задача заключалась в следующем: незаметно чиркать спичкой о коробок. Спичка загоралась. По замыслу режиссера, таким образом, она превращалась в свечу. «Толпа» начинала раскачиваться из стороны в сторону, громко причитая: «Анна умирает! А-А! Анна умирает!» и так далее. Режиссер требовал накала страстей! И вдруг, в огромном форточном пространстве, напомню – окна огромные, в помещении душно, форточки все отворены – появляется физиономия пьяненького мужичка, у которого по мере возрастания страстей в репетиционной комнате, глаза начали буквально вылезать из орбит. Мы еле сдерживали смех. Мужичок отвернулся и громко крикнул в сторону: «Васька!!! Секта!!». Через некоторое время мы увидели еще одну, не менее удивленную физиономию! Тут мы не выдержали и «грохнули» до слез, до коликов в животе! Вообще с Берманом скучать было невозможно! Он так увлекался, как мальчишка – восторженный и наивный! Когда работа над пьесой Горького была завершена, состоялась «генеральная репетиция на зрителе». В зале были одни знаменитости: молодые Р.Быков, И.Савина, А.Демидова, Э.Радзинский (ярко-рыжий и конопатый), его молоденькая красавица жена, актриса, красавица Татьяна Доронина и другие. Из четырех действий Феликс Берман сделал два. В перерыве он прибежал к нам, студийцам, и радостно объявил, что некие режиссеры в восторге! Говорят, что когда смотрят наш спектакль, то им кажется, что это Шекспир на английском языке!! Причем, Феликс был счастлив, искренне принимая все это за чистую монету! Мы же отчетливо понимали, что над ним просто зло подшучивают!
А что было перед «капустником» в честь 15-летия театра!? К этому веселому весеннему мероприятию готовились отдельно: труппа театра и, конечно же, мы - студийцы. Я об этом рассказала дедушке, и он предложил мне сделать интермедию: будто бы из Франции, уже после фестиваля в Нанси и после просмотра спектакля по пьесе М.Горького «На дне», к нам, в Москву, приезжает известная театральная «критикесса» - модам де Воляпюк. Ее роль исполнила я. Критикесса спускается по трапу самолета. Репортер подбегает к ней и начинает задавать свои вопросы: какое впечатление произвело выступление студенческого театра МГУ ??? Она, на ломаном русском языке, выражает свои восторги: «О, этот спектакль о дне советского студента!? Потрясающе!! Студент сидит на полка, пью русский водка, кричит, ругается, дерется и танцует модный танец шейк!». Мы, то есть «хор» оборванцев, в кульминационный момент спектакля, по велению Ф.Бермана, действительно, начинали некий «танец» разъяренной, усталой толпы. Критикесса решила, что студенческий театр привез на международный смотр современный спектакль об одном дне советского студента.
Вот так дедушка помог сделать для меня очень смешную интермедию, запросто, слету, изменив смысл самого названия «На дне» - «О дне…! Но и это еще не всё. Позже я совершенно случайно набрела на слово воляпюк. Я-то думала, что мой предок назвал героиню интермедии просто по аналогии с французским оттенком имени? Ничуть ни бывало! Все он предусмотрел! И имя тоже! В словаре иностранных слов - воляпюк – означает набор непонятных слов, пустых, бессодержательных фраз! (Вспомните «Мадам Бовари» Флобера). Интермедия имела такой успех!! Все хохотали до слез, но громче всех – наш любимый Феликс Берман. Спустя месяц меня взяли в труппу театра МГУ на характерную роль Марии в спектакль по пьесе Шекспира «Двенадцатая ночь», который ставил уже другой режиссер - Евгений Родомысленский - сын ректора «Щепки». Началась читка пьесы Шекспира по ролям. Для меня это было настоящей мукой: я была совсем неопытным человеком в актерской профессии. А холодный и индиффирентный Е.Родомысленский сильно отличался от эмоционального Ф.Бермана. Новый режиссер сидел, развалясь в кресле, и ничего нам не предлагал. Рисуй образ, как хочешь!
Осенью, придя в студию МГУ, после того, как в летние каникулы решила заработать, так сказать, семье на хлеб, я вдруг увидела изнанку жизни: половина студиек «обрюхатило», причем не без помощи актеров труппы театра. Это меня потрясло! Значит театр - не храм?! И покинула без сожаления его навсегда! И не потому, что была «монашенкой». Вовсе нет! Я родилась кокетливой, у меня было много ухажеров, я влюблялась, разочаровывалась, вновь влюблялась. Но тогда свое увлечение театром абсолютно не связывала с попытками устроить личную жизнь. Мне кажется, максимализмом болею до сих пор. Ругали меня все: и дедушка, и режиссер. И те, кто меня просто знал. А когда прошло много лет, я стала работать на Всесоюзном радио в литдрам-вещании, там я со многими встретилась. В частности, и со своим любимым режиссером - Феликсом Берманом. К сожалению, его больше нет, он ушел из жизни навсегда...